- Скучный и прозаичный случай. Или ты считаешь эту драму сколько-нибудь правильной? Может, даже настоящей? Чехов скрестил руки на груди. Выражение брезгливости немного портило его лицо. -Я не знаю, что настоящее, а что - нет. Мне лучше думать о худшем, чтобы позже не жалеть ни о чем, - глухо отозвался Паскаль. Он стоял спиной к гостью, сгорбленный, усталый, опираясь рукой о полки. Прямо под его белыми пальцами был корешок философии Канта. А рядом – сочинения Драйзера. Чехов оскорблено промолчал, а потом, заинтересовавшись мелкой соринкой на рукаве пиджака, совсем вышел из дискуссии. Им давно не о чем было говорить. Плевать, что им прочат великое будущее, великий путь. Это путешествие даже приятным назвать нельзя было. Паскаль не хотел сближаться, сохранял дистанцию вот уже полгода. А Чехова раздражало то, что его «друг» воображал себе. Как барышня, как треклятый монах. Но на все пока что вежливые призывы «долой целибат!», Паскаль криво усмехался. Его душу жгло то же пламя, но в ней же была и страшная бездна. И пока пустота поглощала все страсти. Он видел многое и достаточно объективно отказывал Чехову. - Ты наиграешься мной, считая жалким только из-за воли. Я не кричу, что достоин тебя и могу тебя принуждать. Оттого ты мнишь себя моим хозяином. Даже «спонсором», поскольку я тебе задолжал. Получу за статьи, все верну. Гость сухо похлопал. Медленно, издевательски. Паскаль быстро повернулся к нему, заметил его надменный взгляд и весь вспыхнул. - Ты – мое, - и Чехов деловито поднялся, поправляя складку брюк. Он с выдуманной поспешностью, абсолютно равнодушно и продуманно принялся искать оставленные карманные часы, каких в этом веке уже никто не носил, потом очки, а после – кожаный портфель, очевидно сделанный на заказ и с большим вкусом. Потом этот сухарь разыскал ботинки в коридоре, а после – ложечку, чтобы не сдавить пяток. Ученый горько рассмеялся. Он наблюдал за тем, кто всячески докучал и тревожил его существо, насильно навязывал порядок в планомерный хаос души Паскаля, и чувствовал, что чего-то не хватает. Система была неполной. - Это не логично! – прокричал он вослед. - Зато я так хочу! – ответили ему из коридора. После такой аргументации спорить было бессмысленно. Паскаль устало потер лоб, а потом виски.
*** - Что за мерзость этот человек? Да и всякий человек – дрянь. Прежде всего, ты сам. Так легко сдаться, пойти, чуть ли не молить о том, чтобы тебя приняли, ласкали, любили. Тщедушная воля, дохлая душонка, - Паскаль думал так чувствовал себя грязным, каким-то подлым, прежде всего, к самому себе. Какая-то целостность, правильность его внутреннего «я» была бесцеремонно разбита, ущемлена. Мужчина сидел у постели, на полу. Рубашка была порядком истерзана, а на брюках не хватало пуговицы у молнии. Паскаль упрямо смотрел на свою тонкую белую руку, изучая розовые пятна, уходящие к локтю. Сухая крепкая ладонь опустилась на полуобнаженное плечо, больно задела кость, отчего ученый немного поморщился. - Ты оказался несколько лучше, чем я думал. Ты небезнадежен, хоть и совсем мальчик, - шершавый голос, казалось, лизнул ушную раковину, отчего Паскаль вздрогнул. Ему стало как-то сразу холодно и боязно. - Ты, в свою очередь, оказался еще хуже, чем я мог предположить, - съязвил он, чтобы поставить на место этого невыносимого человека. Чехов равнодушно пожал плечами и оставил свою «жертву» в покое. - Понравилось, и теперь мне нет пощады? Мерзкий и низкий человечишка, да? Твоя оскорбленная невинность теперь кажется смешной, – заметил он, когда надел брюки. Ученый искоса посмотрел в его сторону, нервно вздохнул и признался: - Как бы ты ни презирал меня, но я презираю себя больше всех. В этом ты никогда не добьешься победы. Оставь меня. Трать время разумнее. Чехов не спеша застегнул все пуговицы рубашки, поправил ворот, быстро оглядел себя в зеркале. Отвечать было не нужно. - Позвони мне, когда отойдешь. Как-нибудь повторим, - и, не прощаясь, он вышел. Паскаль зло улыбнулся. Он не позвонит. Но и не отвергнет. Теперь воистину глупо отвергать.
-
-
02.07.2011 в 23:52- Скучный и прозаичный случай. Или ты считаешь эту драму сколько-нибудь правильной? Может, даже настоящей?
Чехов скрестил руки на груди. Выражение брезгливости немного портило его лицо.
-Я не знаю, что настоящее, а что - нет. Мне лучше думать о худшем, чтобы позже не жалеть ни о чем, - глухо отозвался Паскаль. Он стоял спиной к гостью, сгорбленный, усталый, опираясь рукой о полки. Прямо под его белыми пальцами был корешок философии Канта. А рядом – сочинения Драйзера.
Чехов оскорблено промолчал, а потом, заинтересовавшись мелкой соринкой на рукаве пиджака, совсем вышел из дискуссии.
Им давно не о чем было говорить. Плевать, что им прочат великое будущее, великий путь. Это путешествие даже приятным назвать нельзя было. Паскаль не хотел сближаться, сохранял дистанцию вот уже полгода. А Чехова раздражало то, что его «друг» воображал себе. Как барышня, как треклятый монах. Но на все пока что вежливые призывы «долой целибат!», Паскаль криво усмехался.
Его душу жгло то же пламя, но в ней же была и страшная бездна. И пока пустота поглощала все страсти. Он видел многое и достаточно объективно отказывал Чехову.
- Ты наиграешься мной, считая жалким только из-за воли. Я не кричу, что достоин тебя и могу тебя принуждать. Оттого ты мнишь себя моим хозяином. Даже «спонсором», поскольку я тебе задолжал. Получу за статьи, все верну.
Гость сухо похлопал. Медленно, издевательски. Паскаль быстро повернулся к нему, заметил его надменный взгляд и весь вспыхнул.
- Ты – мое, - и Чехов деловито поднялся, поправляя складку брюк. Он с выдуманной поспешностью, абсолютно равнодушно и продуманно принялся искать оставленные карманные часы, каких в этом веке уже никто не носил, потом очки, а после – кожаный портфель, очевидно сделанный на заказ и с большим вкусом. Потом этот сухарь разыскал ботинки в коридоре, а после – ложечку, чтобы не сдавить пяток.
Ученый горько рассмеялся. Он наблюдал за тем, кто всячески докучал и тревожил его существо, насильно навязывал порядок в планомерный хаос души Паскаля, и чувствовал, что чего-то не хватает. Система была неполной.
- Это не логично! – прокричал он вослед.
- Зато я так хочу! – ответили ему из коридора. После такой аргументации спорить было бессмысленно. Паскаль устало потер лоб, а потом виски.
***
- Что за мерзость этот человек? Да и всякий человек – дрянь. Прежде всего, ты сам. Так легко сдаться, пойти, чуть ли не молить о том, чтобы тебя приняли, ласкали, любили. Тщедушная воля, дохлая душонка, - Паскаль думал так чувствовал себя грязным, каким-то подлым, прежде всего, к самому себе. Какая-то целостность, правильность его внутреннего «я» была бесцеремонно разбита, ущемлена. Мужчина сидел у постели, на полу. Рубашка была порядком истерзана, а на брюках не хватало пуговицы у молнии. Паскаль упрямо смотрел на свою тонкую белую руку, изучая розовые пятна, уходящие к локтю.
Сухая крепкая ладонь опустилась на полуобнаженное плечо, больно задела кость, отчего ученый немного поморщился.
- Ты оказался несколько лучше, чем я думал. Ты небезнадежен, хоть и совсем мальчик, - шершавый голос, казалось, лизнул ушную раковину, отчего Паскаль вздрогнул. Ему стало как-то сразу холодно и боязно.
- Ты, в свою очередь, оказался еще хуже, чем я мог предположить, - съязвил он, чтобы поставить на место этого невыносимого человека.
Чехов равнодушно пожал плечами и оставил свою «жертву» в покое.
- Понравилось, и теперь мне нет пощады? Мерзкий и низкий человечишка, да? Твоя оскорбленная невинность теперь кажется смешной, – заметил он, когда надел брюки. Ученый искоса посмотрел в его сторону, нервно вздохнул и признался:
- Как бы ты ни презирал меня, но я презираю себя больше всех. В этом ты никогда не добьешься победы. Оставь меня. Трать время разумнее.
Чехов не спеша застегнул все пуговицы рубашки, поправил ворот, быстро оглядел себя в зеркале. Отвечать было не нужно.
- Позвони мне, когда отойдешь. Как-нибудь повторим, - и, не прощаясь, он вышел.
Паскаль зло улыбнулся. Он не позвонит. Но и не отвергнет. Теперь воистину глупо отвергать.
-
-
15.08.2011 в 04:19-
-
01.10.2011 в 21:27Гамлет/ЛЭВФ.